Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном том - Страница 53

— Вот это оригинально! — промолвил он.

Но Гленарван явился в форт Независимый не для того чтобы смотреть, как какие-то мальчуганы упражняются в военном искусстве; еще менее интересовали его их национальность и происхождение. Поэтому он не дал Паганелю долго удивляться, а попросил его вызвать коменданта. Паганель передал эту просьбу капралу, и один из аргентинских солдат направился к домику, служившему казармой.

Спустя несколько минут появился и сам комендант. Это был человек лет пятидесяти, крепкий, с военной выправкой. У него были жесткие усы, выдающиеся скулы, волосы с проседью, повелительный взгляд. Таков был комендант, поскольку можно было судить о нем сквозь густые клубы дыма, вырывавшиеся из его короткой трубки. Походка его и своеобразная манера держаться напомнили Паганелю старых унтер-офицеров его родины.

Талькав, подойдя к коменданту, представил ему Гленарвана и его спутников. Пока Талькав говорил, комендант рассматривал Паганеля с настойчивостью, способной смутить любого посетителя. Ученый, не понимая, в чем дело, собирался уже попросить у него объяснений, но тот, бесцеремонно взяв географа за руку, радостным голосом спросил на его родном языке:

— Француз?

— Да, француз, — ответил Паганель.

— Ах, хорошо! Добро пожаловать! Милости просим! Сам француз! — выпалил комендант, с угрожающей энергией тряся руку ученого.

— Это один из ваших друзей? — спросил географа майор.

— Ясно! — ответил тот не без гордости. — Таких друзей находишь во всех пяти частях света.

Не без труда освободив свою руку из живых тисков, чуть не раздавивших ее, он вступил в разговор с богатырем-комендантом. Гленарван охотно бы вставил слово по поводу интересующего его дела, но вояка начал рассказывать свою историю и отнюдь не был склонен останавливаться на полпути. Видно было, что этот бравый малый так давно покинул Францию, что стал уже забывать свой родной язык — если не самые слова, то построение фраз. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.

Комендант форта Независимый действительно оказался сержантом французской армии, бывшим товарищем Паршаппа. С самого основания форта, с 1828 года, он не покидал его, а в настоящее время состоял комендантом форта, причем занимал этот пост с согласия аргентинского правительства. Это был баск пятидесяти лет, по имени Мануэль Ифарагер, — как видим, почти испанец. Спустя год после прибытия в Тандиль сержант Мануэль натурализовался, поступил на службу в аргентинскую армию и женился на достойнейшей индианке. Скоро жена подарила ему двух близнецов — разумеется, мальчиков, ибо достойная спутница жизни сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не существовало на свете другой деятельности, кроме военной, и он надеялся со временем преподнести республике целую роту юных солдат.

— Вы видели? — воскликнул он. — Молодцы! Хорошие солдаты! Хозе! Хуан! Микель! Пепе!.. Пепе семь лет, а он уже откусывает патрон!

Пепе, услыхав, что его хвалят, сдвинул свои крошечные ножки и очень ловко отдал честь ружьем.

— Пойдет далеко, — прибавил комендант. — Когда-нибудь будет полковником или старшим бригадиром!

Рассказ Мануэля Ифарагера, к великому удивлению Талькава, длился добрых четверть часа. Индейцу было непонятно, как может столько слов выходить из одного горла. Никто не прерывал коменданта. Но так как даже и французский сержант должен когда-нибудь замолчать, замолчал наконец и Мануэль, заставив предварительно гостей зайти к нему в дом. Те безропотно покорились необходимости быть представленными госпоже Ифарагер, а познакомившись с ней, нашли ее «милой особой».

Когда все желания сержанта были выполнены, он спросил гостей, что доставило ему честь видеть их у себя.

Наступил самый благоприятный момент для расспросов. Эту задачу взял на себя Паганель. Начал он с того, что рассказал коменданту на французском языке обо всем их путешествии по пампасам, а кончил тем, что спросил, по какой причине индейцы покинули этот край.

— Э, никого! — воскликнул сержант, пожимая плечами. — Верно!.. Никого… Мы все сложа руки… делать нечего…

— Но почему?

— Война.

— Война?

— Да, гражданская война…

— Гражданская война? — переспросил Паганель.

— Да, война между Парагваем и Буэнос-Айресом, — ответил сержант.

— Ну и что же?

— Ну, индейцы все на севере… по пятам генерала Флорес…

— Где же кацики?

— Кацики с ними.

— Как, и Катриель?

— Нет Катриеля.

— А Кальфукура?

— Нет Кальфукура.

— А Янчетруца?

— Нет Янчетруца.

Этот разговор был передан Талькаву, и тот утвердительно кивнул головой. Патагонец, видимо, не знал или забыл о гражданской войне, которая в это время уничтожала население аргентинских провинций Парагвай и Буэнос-Айрес и должна была в будущем повлечь вмешательство Бразилии. Таким образом, сержант не ошибался, объясняя обезлюдение пампасов междоусобной войной, свирепствовавшей в северных провинциях Аргентины.

Но это событие расстраивало все планы Гленарвана. В самом деле, если только Гарри Грант в плену у кациков, то они, значит, увели его к северным границам республики. А если так, то где и как его разыскивать? Следовало ли предпринять новые опасные и почти бесполезные поиски на севере пампасов? Прежде чем принять такое серьезное решение, надо было тщательно его обсудить.

Оставался, однако, еще один важный вопрос, который можно было задать сержанту, и сделать это пришло в голову майору. В то время как его друзья молча переглядывались между собой, Мак-Наббс спросил сержанта, не слышал ли он о том, что у кациков пампасов находятся в плену европейцы.