— А теперь, сударь, когда вы знаете мою жизнь, судите меня.
Говоря это, капитан, очевидно, намекал на тот злополучный случай, свидетелями которого были три иностранца, попавшие на борт «Наутилуса», — об этом происшествии француз-профессор, несомненно, рассказал в своей книге, и оно должно было получить печальную известность.
В самом деле, за несколько дней до бегства профессора и двух его спутников «Наутилус», находившийся в северных широтах Атлантического океана, ринулся на преследовавший его фрегат, протаранил его своим корпусом и потопил без всякой жалости.
Сайрес Смит понял намек и ничего не ответил.
— Ведь это был английский фрегат! — воскликнул капитан Немо, в котором ожил на мгновение принц Даккар. — Английский фрегат! Вы слышите? Он напал на меня. Запер меня в узкой, мелкой бухте… Мне нужно было вырваться… и я вырвался! — Затем он промолвил более спокойно: — И право и справедливость были на моей стороне. Всюду, где мог, я делал людям добро. Иной раз приходилось делать и зло. Не всегда прощение является актом справедливости!
И после краткой паузы капитан Немо повторил:
— Что вы думаете обо мне, господа?
Сайрес Смит протянул капитану руку и серьезным тоном ответил:
— Капитан Немо, ваша вина в том, что вы хотели возродить прошлое и боролись против необходимости, против прогресса. Подобные заблуждения у одних вызывают восторг, других возмущают; разумом человеческим их можно понять, а судья им — один лишь бог. Вы шли неверным путем, но из добрых побуждений, и, борясь против такого человека, к нему не теряют уважения. Ваши ошибки принадлежат к числу тех, которые не порочат честного имени, и вам нечего бояться суда истории. Она любит героические безумства, хотя и выносит строгий приговор их последствиям.
Капитан Немо тяжело вздохнул и, подняв руку к небу, тихо сказал:
— Прав я был или не прав?
Сайрес Смит повторил:
— О великих деяниях пусть судит бог, ведь все от него исходит! Капитан Немо, честные люди, стоящие здесь, люди, которым вы столько помогли, всегда будут оплакивать вас.
Герберт подошел к капитану Немо и, опустившись на колени, взял его руку и поцеловал.
Слезы покатились из глаз умирающего.
— Дитя мое, — прошептал он, — благословляю тебя!..
Настал день, но ни единый проблеск солнца не проник во мрак пещеры. Прилив заградил вход в нее со стороны моря. Но искусственный свет, вырывавшийся длинными пучками лучей сквозь выпуклые стекла на носу и корме «Наутилуса», не угасал, и водная гладь все так же сверкала вокруг удивительного корабля.
Бесконечная усталость овладела капитаном Немо, он снова упал на диван. Нечего было и помышлять о том, чтобы перенести его в Гранитный дворец, — он выразил желание остаться на «Наутилусе» среди бесценных сокровищ, какие не купить бы и за миллионы; тут он решил ждать уже недалекого часа смерти.
Пока больной лежал неподвижно, почти без сознания, Сайрес Смит и Гедеон Спилет внимательно наблюдали за его состоянием. Видно было, что он постепенно угасает. Силы покидали его; некогда могучее тело стало хрупкой оболочкой души, готовой расстаться с миром. Вся жизнь сосредоточилась в сердце и в мозгу.
Инженер и журналист шепотом посовещались между собой. Какие врачебные средства применить? Может быть, удастся если не спасти, то хотя бы продлить его жизнь на несколько дней? Сам же он решил, что никакие средства не помогут, и спокойно ждал последнего своего часа — он не боялся смерти.
— Мы тут беспомощны, — сказал Гедеон Спилет.
— Да от чего же он умирает? — спросил Пенкроф.
— Силы угасли, — ответил журналист.
— А все-таки, — продолжал моряк, — вынести бы его на свежий воздух, на солнышко, может, он и ожил бы.
— Нет, Пенкроф, — ответил инженер, — нечего и пытаться! Да капитан Немо и не согласится покинуть свое судно. Он уже тридцать лет живет на «Наутилусе» и хочет на «Наутилусе» умереть.
Вероятно, капитан Немо услышал ответ Сайреса Смита — он немного приподнялся и слабым голосом, но внятно произнес:
— Вы совершенно правы, сударь. Я должен, да и сам хочу умереть тут. И у меня к вам просьба.
Сайрес Смит и его товарищи подошли к дивану, поправили подушки, чтобы больному удобнее было лежать.
Они заметили, что капитан Немо обводит глазами чудеса, собранные в его комнате, залитой мягким электрическим светом, падавшим с отделанного арабесками светящегося потолка; он оглядел одну за другой картины, развешанные по стенам, затянутым великолепными гобеленами, — шедевры итальянских, фламандских, французских и испанских художников; скульптуры — уменьшенные бронзовые и мраморные копии прославленных статуй, стоявшие на пьедесталах; прекрасный орган, поставленный у задней стены; витрины со всякими редкостями, окружавшие устроенный в середине зала бассейн, где красовались прекраснейшие образцы морской фауны и флоры: водоросли, морские травы, морские животные, подобные растениям, и растения, подобные животным; жемчужные раковины и нитки бесценных жемчугов, наконец его взгляд остановился на словах, начертанных над дверью этого музея и являвшихся девизом «Наутилуса»:
...MOBILIS IN MOBILI
Казалось, он в последний раз любовался этими дивными творениями искусства и природы, которыми ограничил свой кругозор за долгие годы жизни в глубинах океана.