Пенкроф без труда отыскал дерево для мачты. Он выбрал молодую, прямую ель с гладким стволом, срубил ее, обтесал и закруглил верхушку. Оковки мачты, руля и корпуса были изготовлены в кузнице Трущоб, грубо, зато прочно. Реи, гики, флагшток и весь прочий рангоут, а также весла и другие части были закончены в первую неделю октября, и колонисты решили испытать судно вблизи берегов острова, чтобы посмотреть, как оно держится на воде и можно ли на нем пуститься в дальнее плавание.
Тем временем каждодневные работы шли своим чередом. В корале были сделаны новые постройки, потому что и у муфлонов и у коз появилось немало молодняка, которому нужны были кров и корм. Колонисты по-прежнему часто бывали на устричной отмели, в крольчатнике, в местах залежей угля и железа и даже в неисследованных дебрях Дальнего Запада, где водилось много дичи.
Они нашли еще кое-какие местные растения, может быть и не такие уж необходимые, зато вносившие разнообразие в меню Гранитного дворца. Это были полуденники различных видов, у одних были мясистые съедобные листья, из семян других добывали что-то вроде муки.
Десятого октября бот спустили на воду. Пенкроф сиял от радости. Все прошло отлично. Вполне оснащенное судно на катках подкатили к самому берегу, где его подхватил прилив, и оно гордо поплыло под рукоплескания колонистов; особенно громко хлопал в ладоши Пенкроф, не проявивший при этом ни малейшей скромности. Его тщеславию льстило и то, что, построив судно, он будет им командовать. Его назначили капитаном при всеобщем одобрении.
Чтобы удружить капитану Пенкрофу, решили прежде всего окрестить судно, и после длительных споров все сошлись на том, чтобы назвать его «Бонадвентур», ибо так был наречен при крещении почтенный моряк.
Как только «Бонадвентур» поплыл по волнам, все убедились, что у него отличная осадка и что он будет хорошо держаться на воде при любом ходе.
Впрочем, в тот же день испытали судно на деле, отправившись в плавание вокруг острова. Стояла отличная погода, ветер был свежий, но волнение было не сильное, особенно у южного побережья; уже больше часа дул норд-вест.
— Пора в путь! — кричал капитан, готовясь к отплытию.
Но, прежде чем пуститься в плавание, следовало позавтракать, а кроме того, захватить провизию с собой, на тот случай, если прогулка затянется до вечера.
Сайресу Смиту тоже хотелось поскорее испытать бот, сделанный по его чертежам, и хотя он не раз менял некоторые детали по совету моряка, но все же не был так непоколебимо уверен в судне, как Пенкроф, и надеялся, что моряк отказался от намерения отправиться на остров Табор, потому что речь об этом больше не заходила. Сайрес Смит не хотел и думать, что двое-трое его товарищей отважатся плыть на таком маленьком суденышке, водоизмещением не больше пятнадцати тонн.
В половине одиннадцатого все были на борту корабля, даже Топ и Юп. Наб и Герберт подняли якорь, зарывшийся в песок около устья реки Благодарения, и «Бонадвентур», подняв косой грот с развевающимся на мачте флагом острова Линкольна, пустился в открытое море под командованием капитана Пенкрофа.
Чтобы выйти из бухты Соединения, нужен был попутный ветер, и оказалось, что при фордевинде бот развивал неплохую скорость. Когда обогнули мыс Находки и мыс Коготь, Пенкрофу пришлось держаться круто к ветру, чтобы плыть вдоль южного берега острова, и, лавируя, он заметил, что «Бонадвентур» может идти в пяти румбах от ветра, не сильно дрейфуя. Он очень хорошо ложился на другой галс, делая поворот оверштаг, как говорят моряки, и даже выигрывал время при этом маневре. Пассажиры «Бонадвентура» поистине были в восхищении. У них появилось превосходное судно, которое в случае необходимости окажет им большие услуги, а сейчас, в этот чудесный день, да еще при благоприятном ветре, плыть было очень приятно.
Пенкроф повел бот в открытое море, держась в трех-четырех милях от берега и направляя «Бонадвентур» на траверз порта Воздушного шара. Остров предстал перед ними по-новому: во всем своем великолепии развернулась панорама побережья от мыса Коготь до Змеиного мыса: на переднем плане стеной стоял лес, хвойные деревья темнели на фоне молодой, едва распустившейся зелени лиственных деревьев, а над всем возвышалась гора Франклина, на вершине которой белел снег.
— Как красиво! — воскликнул Герберт.
— Да, наш остров красив и гостеприимен, — ответил Пенкроф. — Я его люблю, как любил родную мать! Он приютил нас, бедных и обездоленных, а разве теперь чего-нибудь не хватает его сыновьям, упавшим на берег прямо с неба?
— У нас всего достаточно, — ответил Наб, — всего, капитан!
И оба доблестных островитянина крикнули троекратно громкое «ура» в честь своего острова.
Тем временем Гедеон Спилет, прислонившись к мачте, рисовал панораму, развернувшуюся перед глазами мореплавателей.
Сайрес Смит молча всматривался в берег.
— Ну, мистер Сайрес, — обратился Пенкроф к инженеру, — что скажете о нашем боте?
— Как будто хорошо держится! — ответил инженер.
— Отлично! А как вы думаете, можно ли предпринять на нем длительное путешествие?
— Какое путешествие, Пенкроф?
— Ну, например, на остров Табор?
— Друг мой, — ответил Сайрес Смит, — я думаю, что в случае нужды можно без колебания вверить свою судьбу «Бонадвентуру» и даже предпринять более длительное путешествие; но знайте, я бы не хотел отпускать вас на остров Табор, вам там делать нечего.
— Надо же познакомиться с соседями, — ответил Пенкроф, упрямо настаивавший на своем. — Остров Табор — наш единственный сосед! Хоть из вежливости следует его навестить!