— Следы человеческих ног? — воскликнул Пенкроф.
— Да! — подтвердил Наб.
— И откуда же шли эти следы? От самых рифов? — спросил журналист.
— Нет, только от границы прилива, а между ним и рифами море, должно быть, стерло следы.
— Продолжай, Наб, — сказал Гедеон Спилет.
— Я, как увидел эти следы, словно с ума сошел. Они очень ясно отпечатались и шли по направлению к дюнам. Я побежал в ту сторону; бежал с четверть мили, держась этих следов, но старался их не затоптать. Минут через пять, когда уж стало смеркаться, слышу — лает собака. Это Топ лаял. Он и привел меня сюда, к моему хозяину!
И в заключение Наб рассказал о том, как он горевал, когда увидел бесчувственное тело Сайреса Смита. Напрасно он пытался обнаружить в нем хоть какие-нибудь признаки жизни. Он искал мертвое тело, то теперь, найдя его, жаждал возродить в нем жизнь! Все его усилия были тщетны. Оставалось лишь отдать последний долг тому, кого он так любил.
И тогда Наб подумал о своих товарищах. Наверно, они тоже хотят проститься с умершим. Около него был Топ. Разве нельзя положиться на сообразительность такого умного пса, такого преданного друга? Наб несколько раз произнес имя журналиста: из спутников хозяина Топ лучше всех знал Гедеона Спилета. Потом Наб показал рукой на юг, и собака помчалась по берегу в ту сторону.
Мы уже знаем, как Топ, руководствуясь инстинктом, который может показаться почти сверхъестественным, нашел дорогу в Трущобы, хотя ни разу там не бывал.
Товарищи Наба слушали его рассказ с напряженным вниманием. Все же оставалось необъяснимым, почему у Сайреса Смита нет ни одной царапины на теле, несмотря на то, что лишь ценою тяжких усилий он мог выбраться из бурунов, кипящих вокруг рифов. И непонятно было также, как полуживой Сайрес Смит мог пройти больше мили от берега к пещере, затерявшейся среди дюн.
— Послушай, Наб, — сказал журналист, — так, значит, это не ты перенес сюда своего хозяина?
— Нет, не я, — ответил Наб.
— Стало быть, мистер Смит сам сюда добрался — это ясно, — сказал Пенкроф.
— Ясно-то ясно, да невероятно! — заметил Спилет. Разрешить эту загадку мог один только Сайрес Смит.
Нужно было ждать, когда он в силах будет говорить. К счастью, жизнь уже возвращалась к нему. От крепких растираний восстановилось кровообращение. Сайрес Смит вновь пошевелил руками, потом повернул голову и произнес какие-то бессвязные слова.
Нагнувшись, Наб окликнул его, но Смит, казалось, ничего не слышал и по-прежнему не открывал глаз. Жизнь пробуждалась в нем, он шевелил руками, но то были непроизвольные, бессознательные движения.
Пенкроф очень жалел, что в пещере не горит костер, да и нельзя развести огня, потому что, выходя из Трущоб, он позабыл захватить с собой жгут из опаленной тряпки, — этот заменитель трута было бы легко зажечь, высекая искры при помощи двух кремней. У инженера спичек не оказалось, во всех его карманах было пусто, только в жилетном кармане уцелели часы. Посоветовавшись, друзья Сайреса Смита пришли к единодушному решению — поскорее перенести его в Трущобы.
Благодаря заботливому уходу товарищей Сайрес Смит очнулся скорее, чем можно было ожидать. Вода, которой смачивали ему запекшиеся губы, подействовала на него благотворно. Пенкрофу пришла удачная мысль — подбавить к нее мясного сока, выжатого из остатков жаркого, которое он захватил в дорогу. Герберт побежал на берег моря и принес оттуда две большие двустворчатые раковины. Составив нечто вроде микстуры, моряк осторожно влил в рот Сайресу Смиту несколько капель, и тот с жадностью их проглотил.
Наконец, он открыл глаза. Наб и журналист наклонились над ним.
— Мистер Смит! Мистер Смит! — позвал его Наб.
Сайрес Смит услышал. Он посмотрел на Наба и Спилета, потом на двух других своих спутников — Герберта и моряка — и каждому слабо пожал руку.
Опять он произнес что-то бессвязное, как будто те же слова, что вырвались у него в беспамятстве и выражали мысль, даже тогда не дававшую ему покоя. Но теперь эти слова можно было разобрать.
— Остров или материк? — тихо спросил он.
— Да ну его ко всем чертям! — не удержавшись, воскликнул Пенкроф. — Разве это важно? Только бы вы были живы, мистер Смит! Остров или материк! Потом узнаем.
Инженер слегка кивнул головой, соглашаясь с ним, потом как будто задремал.
Гедеон Спилет остался в пещере оберегать сон Сайреса Смита, а трое остальных, по совету журналиста, ушли приготовить носилки, чтобы перенести больного, по возможности не беспокоя его. Наб, Герберт и Пенкроф направились к высокой дюне, увенчанной купой чахлых деревьев. Дорогой моряк все твердил удивленно:
— Остров или материк? Вот о чем он думает, а ведь сам еле дышит! Ну и человек!
Взобравшись на верхушку дюны, Пенкроф и два его товарища, не имея иных орудий, кроме собственных рук, просто-напросто обломали самые толстые ветки довольно хилого, потрепанного ветром дерева, принадлежащего к разновидности морской сосны; из веток они сделали носилки и наложили на них листьев и травы, чтобы Сайресу Смиту удобнее было лежать.
На всю эту работу ушло минут сорок, и когда моряк, Наб и Герберт возвратились в пещеру, к Сайресу Смиту, от которого не отходил Спилет, было десять часов утра.
Инженер проснулся, наконец, или, вернее, пришел в себя после своего долгого забытья. На его лице, поражавшем до той минуты восковой бледностью, выступили краски. Он приподнялся на локте и посмотрел вокруг недоуменным взглядом, как будто спрашивая, где он очутился.